[chrispinediary]

По заявкам - перевод материала в январском номере "Men's Journal". По сути, подстрочник, потому что это заняло огромную кучу времени, ибо 7 листов и 3,5 тыс. знаков, вычитывать ошибки/опечатки уже некогда, простите великодушно.

ПЕРЕВОД

Крис Пайн, новый герой экшенов.

Крису Пайну бросили ключи от двух из самых прибыльных франшиз Голливуда: изобретение заново капитана Кирка из «Звездного пути» и теперь перезапуск шпионских игр Тома Клэнси в роли Джека Райана. Не волнуйтесь, он справится.

Вот он, 33-летняя кинозвезда, невероятно красивый, гуляет и пьет с друзьями в промозглую осеннюю субботу в Лондоне, болтает с девушками, слегка пьянеет, расслабляется – поблажка, которую он только недавно начал себе позволять. Криса Пайна, даже с недельной щетиной и в серой вязаной кепке, низко натянутой на его светлые волосы, неизбежно продолжают узнавать. Ну, что-то вроде того.
Один из приятелей Пайна обут в кеды, поэтому их не пускают в клуб. Они застряли под дождем в ожидании, когда распорядительница заметила Пайна и жестом показала им пройти. Он благодарит ее, и она улыбается, очарованная им. «Не беспокойтесь», - говорит она, глядя в знакомые бледно-голубые глаза. «Вы мне нравитесь в «Мальчишнике в Вегасе». Брэдли Купер в ее клубе!
Потом какой-то парень говорит Пайну, как он рад быть в одном и том же баре с Крисом Хемсвортом – самими Тором! А потом другой чувак, который спрашивает Пайна, в каких фильмах тот снимался, а Пайн лжет в ответ: «Капитан Америка». «О боже, да!» - говорит парень, потрясенный встречей с Крисом Эвансом.
Хуже всех симпатичная британская женщина. «Дайте угадаю: вы актер», - говорит она. «Вы американец и вы тут по делу…»
«Это невероятно точная догадка», - отвечает Пайн.
Они болтают, и кажется, что всё хорошо, пока она не начинает извиняться: «Извините, я не знаю, кто вы».
«Дорогуша, всё в порядке», - говорит он, думая «и я не имею никакого понятия, кто ты такая». Но она продолжает в том же духе, пока он не теряет терпение: «Если ты извинишься еще один раз, мне придется закончить этот разговор».
«Я прошу прощения», - неосторожно повторяет она в пятый раз, и Пайн уходит.
«Я явно не произвел хорошего впечатления на людей», - смеясь, говорит Пайн на следующий день. «В конце концов, моя любимая фраза – это что я либо Крис Эванс либо Райан Рейнольдс».
Чтобы никого не путать: Пайн – это парень, который играет молодого Джеймса Т. Кирка в ребуте «Звездного пути», и скоро он же станет аналитиком ЦРУ от покойного Тома Клэнси в «Джек Райан: Теория хаоса», который выйдет в январе. Он снимался вместе с Дензелом Вашингтоном в фильме о сбежавшем поезде «Неуправляемый», начав карьеру как прекрасный принц рука об руку с Энн Хэтуэй в «Дневниках принцессы 2». Он в Лондоне с августа, в процессе работы над «В леса», киноверсией музыкальной сказки Стивена Сондхайма, в которой он играет другого принца, в этот раз – Золушки.
Сейчас их так много, этих голубоглазых блондинов-кинозвезд Крисов и Райанов, один накачаннее и совершеннее другого, и Пайна не устраивает эта ситуация, которую он видит как нездоровую однородность. «Массовая аудитория не хочет смотреть на тебя, если ты не идеален», - говорит он, облокачиваясь на кирпичную стену в «Тинелло», шикарном итальянском ресторане, достаточном темном, чтобы отбрасывать не особенно украшающие тени на его скулы. «Если ты не выглядишь определенным образом, если у тебя нет накачанных грудных мышц , великолепной кожи и идеальных глаз. И это плачевно, потому что дети растут с однобоким восприятием людской внешности, потому что не все типы представлены на экране».
«Я понимаю, - добавляет он, сидя в серой футболке, свободной вокруг шеи, с его собственными накачанными грудными мышцами, великолепной кожей и идеальными глазами. – Мне ли говорить негативно об этом? Я один из них!»
Он слишком умен, слишком вежлив, чтобы сказать это вслух, но ясно, что Пайн хочет быть лучшим, самым глубоким и запоминающимся из Крисов, если не из всего поколения актеров, играющих главные роли. «Конечно, часть меня, основанная на эго, хочет соревноваться», - говорит он. Пайн играет в долгую игру, оттачивая свое мастерство и дельтовидные мышцы, играя в театре в свободное время, принимая умные и разнообразные решения относительно своей кинокарьеры – мюзикл по Сондхайму, отвратительный сын босса в «Несносных боссах 2», миллионер с бородой до пояса в комедии «Драйвер на ночь».
В голливудской реальности тестовых просмотров и ориентирования на иностранные рынки, зарекомендовавшие себя франшизы – названия-бренды – стали более важными, чем актеры в них: именно поэтому в первую очередь режиссер «Звездного пути» Джей Джей Абрамс смог выбрать на роль Кирка подходящего, но никому не известного Пайна. Но сейчас, когда два Стартрека собрали общую кассу в 850 миллионов долларов в мировом прокате, Пайн – утвержденный ведущий актер, с внешностью, актерскими данными, физической грацией и окупаемостью, которая делает его обоснованным выбором на главную роль в практически любом фильме, которому нужен здоровый парень с квадратной челюстью в эпицентре. Он надеется, что франшизы станут для него страховкой, которая позволит ему экспериментировать. «Что хорошо в «Стартреке» и, с божьей помощью, Джеке [Райане], - это что я могу в любой момент прыгнуть обратно, - говорит он. – Но пара последних лет, на самом деле, были для меня временем понять, чем я действительно хочу заниматься».
Размышляя обо всем этом, он не может не тосковать по другой эре кино. «Посмотри на фильмы 60-х-70-х. Тогда они делали кино другого типа. Сняли бы сейчас «Телесеть»? Нет. Сняли бы сейчас «Крамер против Крамера»? Нет. Сняли бы сейчас «Тутси»? Скорее всего, нет. Фильмы Роберта Олтмена? Никогда.
Я не говорю, что экшены и фантастика плохи сами по себе, - поясняет он. – Я снимаюсь в этих фильмах. Я просто говорю, что студии всё поставили на черное».
Снова, он – часть проблемы, и он не предлагает решение. Даже если он никогда не видел себя в качестве актера франшизы, сейчас в его руках две таковых. «Это явно не то, на что я подписывался, - говорит он, погружая свою вилку в тарелку с буррата [итальянский свежий сыр – прим.пер.]. – Это то, к чему привела меня моя жизнь. Если бы я занимался планированием, то у меня сейчас было бы то же, что и у Гослинга – что-то вроде артхаусной карьеры».
В каком-то смысле этот разговор про я-просто-попал-в-это не кажется искренним. Выросший в долине Сан-Фернандо, он был целеустремленным, маниакально правильным ребенком, «золотым мальчиком», который думал, что он должен быть идеальным, который делал домашнее задание, даже если конечная цель его стараний оставалась неясной. Его требования к самому себе были высокими, и стали только еще выше во взрослом возрасте. Он осторожный человек, думающий человек, больше Спок, чем Кирк, на самом-то деле: задайте ему просто вопрос о его жизни или карьере, и вы вполне можете получить минуту тишины, пока он мучается над ответом, как Гамлет в последнем монологе, глаза блуждают, шестеренки в голове вращаются. (Он говорит, что один из ключей к актерской работе – особенно в фильмах, в которых нужно стрелять из оружия – это позволить зрителю видеть мыслительный процесс. Очевидно, эту часть он усвоил.) Он заказывает прекрасное тосканское красное за 455 долларов («Иногда оно того стоит», - говорит он, хотя счет оплачивает не он) и выпивает половину с его папарделле [паста – прим.пер.] и рагу из дикого кабана, но не может расслабиться.
«Меня удивляет, как он требователен к себе, - говорит Абрамс. – Это удивительно, как часто он, делая что-то хорошо, почему-то злится на себя, что он не сделал это лучше. Он так ругает себя, когда что-то не срабатывает так, как он хочет – как будто мы не можем взять и сделать еще дубль».
Пайн не имел никакого интереса к актерской профессии в детстве, концентрируясь на бейсболе. «Я правда был хорош в 12 лет, - говорит он. – Я был чертовым жеребцом». Но он начал чувствовать себя превзойденным по мере взросления, и он не очень хорошо справлялся с поражением в поле. «Когда я выходил из игры, - говорит он, - я разбивал биту, получая из этого какой-то катарсис. Сейчас я намного лучше в этом».
Глядя назад, он признает, что его путь кажется практически неизбежным. Он был, по существу, рожден для этого. Его отец – вездесущий актер по найму Роберт Пайн, который был, в общем-то, почти в каждом когда-либо снятом сериале для телевидения, от «Бонанцы» до «Умерь свой энтузиазм», наиболее известный по роли сержанта Джо Гетраера в «Калифорнийский дорожный патруль». Мама Криса, Гвин Гилфорд, была актрисой, пока не бросила актерскую профессию ради карьеры психотерапевта и преподавателя ремесла; ее мать, Энн Гвин была красоткой во времена второй мировой войны и работала по контракту с «Юниверсал» (она снялась в фильме ужасов «Черная пятница» с Белой Лугоши и Борисом Карлофф в 1940-ом).
«Ты никогда не поощряешь своих детей попробовать себя в этом бизнесе, - сказал пару лет назад Роберт Пайн. – Это может быть слишком болезненно и разбить сердце. Но если они изъявляют желание и не принимают отказ, то ты разворачиваешься на 180 градусов и даешь им всю поддержку и помощь, которую можешь». Пайн близок со своими родителями , и его старшая сестра Кейти – тоже актриса, ставшая психотерапевтом, как их мать. «Гвин и я очень рады тому, как близки наши дети, - говорил Роберт. – Они заставляют друг друга смеяться». На запястье у Криса серебряный браслет, который подарила ему Кейти. «Он напоминает мне о семье», - говорит он.
Крис – продукт третьего поколения разреженного генофонда Голливуда. Его внешность – точное, как из пробирки, попадание, брови пещерного человека и агрессивно выступающая челюсть сбалансированы с нежными, почти женскими губами и этими глазами а-ля Синатра. Поэтому сложно сразу поверить, когда он начинает говорить о подростковой фазе «гадкого утенка». Он знает, что это ужасное клише, что каждая убийственно красивая актриса говорит то же самое, но клянется, что это правда: он был худым, в очках (сейчас он носит линзы), и, ближе к делу, ужасной кожей.
И после того, как угасла бейсбольная слава, он остался ни с чем. «Я был потерянным, застенчивым ребенком, нуждающимся в ободрении, - говорит он. – Испуганный, в прыщах, странный, в огромных очках с бутылку кока-колы и кепке. Очень ранимый ребенок. То, что я когда-то буду играть в кино, - было последним, что могло прийти мне в голову. Очевидно, когда у меня было жуткое акне, я, естественно, отступал. Ты не хочешь смотреть на мир и ты не хочешь, чтобы мир смотрел на тебя, так что когда мне было 15 или около того, я реально погрузился в сочинительство, книги и учебу».
Пайн ходил в специальную, побывавшую под влиянием Квакеров, школу «Оуквуд» (Сэмюэл Л. Джексон и Фрэнк Заппа тоже учились там). «Я представить не могу, как бы всё сложилось, если бы я ходил в обычную школу, - говорит он. – Скорее всего, меня бы били. Моя школа была очень сбалансированной, там не было качков; не было обособленных групп».
В старших классах он несколько раз освобождался от своей застенчивости, чтобы спеть перед своими одноклассниками на их собраниях в стиле Квакеров – даже пел “Let’s Get It On” фальцетом. Он любил петь, потому что это позволяло избавиться от беспокойства и жить моментом, но когда он не пел, он особенно не думал об этом.
Когда он поступил в Беркли, он был в ужасе, в поисках своего места в жизни. Для факультета английского языка братства не выглядели как вариант. «Вот уж нет, - говорит он. – Они всегда казались агрессивными, буйными и пьющими пиво. Это было абсолютно мне не по нраву». Так что он начал заниматься театром, где были девушки, признание и дружелюбные чудаки. «Я искал кого-то, кто бы сказал что-то вроде «О, ты красивый; ты хорош» и это было отличное ощущение. А театральный народ, особенно в Беркли, такой чудаковатый… я чувствовал себя как дома».
После окончания учебы, его отец познакомил его со специалистами по кастингу, и он начал ходить на прослушивания. Скоро он оказался в «Дневниках принцессы 2», а потом сыграл похожую роль во флаффной комедии «Поцелуй на удачу» с Линдси Лохан, где вид обнаженного по пояс Пайна настолько смущает Лохан, что она выливает целую бутылку очищающего средства в стиральную машину. «Мне было наплевать, - говорит он. – Мне было 24 и я был в Новом Орлеане, зарабатывая больше денег, чем кто-либо заслуживал когда-либо, по моему мнению. Фактически мне платили за то, что я учился играть».
Ему было тяжело принять то, какую важную роль его внешность играла в его ранних успехах – и всё еще не может осознать это, по его словам. «Это была самая странная часть всего этого пути, - говорит он, - и та, которую я принимаю с изрядной долей соли, улыбаюсь и думаю, боже, как же это забавно».
Он описывает жизнь до «Звездного пути» как «по большей части работа, работа, работа. Я очень ориентировался на результат». Он провел значительное количество времени в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, играя в театре, который был для него более естественным, чем кино. Он сыграл главную роль в лос-анджелесской постановке типично жесткой пьесы Нила ЛаБута «Жирная свинья», впечатлив и драматурга, и одного из руководителей «Парамаунт» в зале, который искал капитана Кирка. «Он сразу показался мне серьезным парнем, - говорит ЛаБут. – Он не был тем, кто смотрел бы через плечо, думая, что это [пьеса] добудет ему следующую работу, типа, «я сыграю этого парня, и потом мне дадут один из обтягивающих костюмов в Стартреке». Люди видят красивого, хорошо сложенного парня и думают «О, а он бы был хорош в этом» или «О, он идеален для этого ребута». Я думаю, он действительно одаренный актер, который еще и обладает внешностью и телосложением, необходимыми для главных ролей в этих созданных вокруг него фильмах, но достаточно умен и хочет делать разные вещи».
ЛаБут практически в то же время работал с отцом Пайна над независимым фильмом «Добро пожаловать в Лэйквью!». «Это был довольно интересный опыт, работать одновременно с отцом и сыном, - говорит он. – Я вижу его отца как актера лучшего сорта. Такого, который серьезно воспринимает свое ремесло и не смотрит на персонажа в сериале с сюжетной линией в один эпизод, как просто на работу. Так что я вижу эту серьезность в подходе в обоих этих людях».
В то время Пайн искал более глубокие и мрачные роли, не фантастику с фазерами. «Это как если бы призрак Джеймса Дина говорил мне: ‘Ты должен быть думающим и сложным, и в реально ценных с точки зрения искусства фильмах’», - говорит он, потягивая вино. «Мой агент пришел ко мне и спросил: «Что ты думаешь про Стартрек?» И я ему: «Если что, я хочу взять паузу, пересмотреть всё, разобраться со своей жизнью. Гребаная фантастика – это последнее, в чем я хочу быть». Я надеялся на что-то мрачное, жесткое; что-то, где я бы много плакал. А потом я понял, как сильно это [Стартрек] может изменить игру, и встреча с с ДжейДжей [Абрамс] была такой веселой».
Сложно не задумываться: Пайн взялся за Стартрек – и Джека Райана – потому что он знает, что его отец никогда не имел таких возможностей?
Он качает головой и хмурит брови. Ему не нужно брать паузу перед тем, как ответить. «Я не думаю о своем отце в этом смысле, - говорит он. – Это действительно сложный бизнес; мне невероятно везло. Невероятно везло. И мой отец никогда не был в «Стартреке», но он был успешным актером в течение 50-ти лет, обеспечил своих двоих детей учебой в частных школах и университете, и работал в каждом уголке нашего бизнеса. Так что в моем понимании, мой отец – огромный успех, суперзвезда. Потому что во многих смыслах это намного тяжелее, чем быть там, где я есть, где если ты не облажаешься по полной программе, дверь будет оставаться открытой. Я думаю, то, что делал мой отец, было намного, намного, намного сложнее».
На следующий после его поползновения в бар день Пайн спин до полудня и всё еще просыпается к тому моменту, когда мы встречаемся через час в “Punch Bowl”, псевдо-традиционном пабе, которым владеет Гай Ричи. Он голоден, и мы быстренько перебазируемся в близлежащий “Soho House”, где он является членом – нас усаживают в шикарной ложе с волшебной быстротой. Он также достаточно близок со стильным молодым метрдотелем, настолько, что тот спрашивает, как прошел ночной выход Пайна – пока Пайн не показывает с рефлекторной осторожностью на мой цифровой диктофон. Пайн одет в белую футболку с черными джинсами и ботинками, кажется, теми же, что и в предыдущий вечер, плюс синяя кожаная куртка. («Наверное, эта корова выглядела странно», - говорит он.) Он не особенно страдает похмельем – он соблюдал меру. А большинство его ночных выходов еще более цивилизованные: вечер пятницы был проведен с партнершей по фильму Эмили Блант и ее мужем – они смотрели пьесу на тему Голливуда «Утопленник», на которой он уже был в Нью-Йорке.
Политика Пайна – крайне левая даже для Голливуда – у него закладка на Truthdig и Mother Jones [сайты – прим.пер.], его иллюзии по поводу Обамы тоже развеялись, хотя он и агитировал за него в 2008-ом в Неваде. Несмотря на очевидную приверженность к правым взглядам Тома Клэнси, Пайн всегда любил фильмы про Джека Райана. Он пошел за советом к Алеку Болдуину, первому актеру, сыгравшему Райана (и тоже не консерватору). Болдуин просто схватил его за плечи и сказал: «Просто сделай это, и не оглядывайся».
Пайну это понравилось, в отличие от порывистого и не заумного Кирка, определяющей чертой Райана является интеллект. Вместо того, чтобы испытывать его на прочностях в боях в баре, «может быть, они кинут мне паззл. Ну, реши этот Судоку, засранец. Ты думаешь, ты умный? Реши эту задачу!» «Теория хаоса», происходящий по большей части в Москве, переносит Джека Райана из времен холодной войны в современность: когда начинается история, Джек даже еще не аналитик ЦРУ. «Джек Райан – не наемный убийца, - говорит режиссер Кеннет Брэна. – Он не выходец из программы. У него есть мозг и желание делать что-то, быть полезным каким-либо образом».
В фильме есть весь экшн, который вы бы ожидали от шпионского триллера, но для Пайна физические требования – это легкая часть. Что сложнее – это создать глубину Джека Райана, который чистый холст, героически обычный человек, который реагирует на происходящее вокруг него.
«Зачастую тебя просят просто быть, что тяжело, потому что как актер ты хочешь что-то делать, чтобы быть замеченным. Ты должен сдерживать всё это, чтобы быть опорой, и не мешать плохому парню расставлять акценты или что-то вроде того».
Мы заканчиваем обедать и идем вокруг Mayfair, района уровнем намного выше среднего, где Пайн снимает квартиру. Когда мы проходим через внутренний двор бара, стройная брюнетка лет двадцати с чем-то в голубых виниловых штанах поднимает взгляд от своего телефона и широко улыбается Пайну, многозначительно и жадно глядя ему в глаза. Не совсем понятно, узнает ли она его, но это не имеет значения: он улыбается в ответ, настолько обрадованный, как будто это случается редко.
Пайн расстался с моделью Доминик Пайк в прошлом апреле, а потом был замечен с другой темноволосой моделью Амандой Франсес. Он однажды полу-пошутил, что он хотел бы быть как Джордж Клуни – вечным холостяком, но потом пошел на попятный. Сейчас он говорит, опять, что он не готов к отношениям.
«Мне нужно во многом повзрослеть, - говорит он. – Я сравнительно молодой парень, и мне кажется, что я иду широкими шагами в моей работе. Я не знаю, могу ли я сейчас быть хорошим партнером кому-то. Я могу встретить кого-то завтра и передумать, но таково мое мнение этим воскресным днем». (Месяцем позже появились фотографии его в Париже с Iris Björk Jóhannesdóttir, 23-летней бывшей мисс Рейкьявик.)
По правде говоря, он действительно восхищается Клуни – но кто им не восхищается? «Я совсем его не знаю, но мне нравится за ним наблюдать. Он серьезно к этому относится, но не злорадствует на красной дорожке. Он – кинозвезда, и в этом есть что-то гламурное и чудесное, что нас всех подкупает в каком-то смысле. Людям нравится Джордж Клуни, и ему нравится это».
В последнее время Пайн старается изо всех сил идти своей дорогой. «Когда умер Хит Леджер, - говорит он, - я снимался в первом Стартреке, и я совершенно его не знал, но это действительно задело меня. Он был моим ровесником, ему было 28. Жизнь так коротка. Это банально, но это правда, правдивее не бывает. Это было бы такой растратой, учитывая все возможности, которые у меня были, не наслаждаться жизнью настолько, насколько это возможно».
Так что впервые в жизни он позволяет себе быть слегка безответственным. Отсюда и алкоголь, и девушки, и сон до полудня. «Я чувствую себя Бенджамином Баттоном, - смеется он. – Как будто становясь старше, я буду парнем с Ламборджини». На самом деле, у него уже есть Порше 911 Carrera S, которая осложняет подчинение ограничениям скорости. «Это архитектура машины – она хочет разогнаться». Три года назад он купил себе дом за три миллиона долларов в Лос-Фелиз с видом на голливудский знак.
Он хотел бы вернуться назад, встряхнуть 18-летнего себя и сказать ему: «Веселись!» «Почему-то я не хулиганил, когда был ребенком. Я прилежно учился, делал домашнее задание – и всё это дает о себе знать, когда я становлюсь старше».
Пайн был осмотрителен с ролями, которые он выбирал – но он хочет быть менее осторожным в будущем. Он не хочет оказаться в ловушке того, что он называет «пузырем звезды».
«Я всегда четко осознавал, как легко всё это могут отобрать, - говорит он, стоя под серым лондонским небом. – Ты можешь отлично выглядеть, можешь быть очаровательным. Но это ничего, мать его, не гарантирует.» Он говорит это снова, как будто мысль об этом доставляет ему удовольствие; как будто он представляет, как лопается пузырь. «Просто никаких гарантий».